Не очень вменяемые люди просят милую Надю, чудесную и удивительную, немедленно освободить.
Вменяемые говорят, что здесь о правосудии речь, только о правосудии.
Разница между не очень вменяемыми и очень вменяемыми в одном.
Пока в Харькове усадили тысячу активистов в тюрьму посреди города, и так и не выпустили, пока исчезали на Украине журналисты и блогеры, горел Дом профсоюзов в Одессе, пока артиллерия ВСУ четырежды пыталась взорвать химический могильник в Донецке, пока погибали под бомбами 80 детей и 8 тысяч мирных жителей, пока выпускали погулять убийцу Олесю Бузины, пока всё это творилось (и творится!) все эти люди молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали, молчали.
А теперь — раз — и заговорили. И такой вид у них — у одних типа не взвешенный, а у других — типа взвешенный. Взвешенные говорят про то, что нельзя быть людоедами, нехорошо же. Мы ж не за Надю, мы просто за справедливость. Поэтому нельзя.
Нельзя, конечно. Но цену вашей взвешенности ведь можно же назвать?
Цена ей — грошик помоечный.
